И вот теперь ему придется менять все, что задумал. Он будет вынужден рисковать, подбираясь ближе, чем планировал, но ничего иного не оставалось. Также, как не осталось в нем терпения, чтобы ждать дальше.

Последний раз. Сегодня последний раз, когда он даст ей шанс прийти к нему. Завтра он уже придет за ней сам.

Затормозившая неподалеку машина оторвала его от бессмысленного созерцания руля, который он теперь безотчетно сжимал пальцами так крепко, что на костяшках побелела кожа. Он сжимал его так, словно едва удерживался от того, чтобы сорваться с места и немедля отправиться туда, где находилась та, которую он намерен был себе вернуть. Вернуть любой ценой.

Вскинув голову, он увидел наконец то, что заставило его внутренне возликовать. Они здесь. Они пришли. И больше он не станет мешкать. Все случится сегодня же. Сейчас.

От накатившего возбуждения вспотели ладони и участился пульс. Он слышал, как грохочет в ушах ускорившее свой бег сердце, но не замечал ничего, кроме вожделенной женской фигуры с младенцем на руках.

Ему стоило немалого терпения дождаться, когда женщина положит ребенка в коляску и направится ко входу в парк, а привезшая ее машина отъедет на стоянку. И вот тогда он вышел из собственного автомобиля, надёжно скрытого от посторонних глаз рядами гаражей, и пошел за той, которую ждал так долго.

Он дождался, когда Нино свернёт с коляской на одну из уединённых парковых аллей и появился перед ней в тот самый момент, когда та склонилась, чтобы подобрать с земли нечто, оказавшееся на поверку какой-то детской игрушкой.

— Вы снова теряете вещи на ходу, — сказал он ей вместо приветствия и с удовлетворением увидел, как она вздрогнула. Страх, промелькнувший в больших карих глазах, отозвался в его теле дрожью. Она боялась его, он это видел. Видел и испытывал неожиданное возбуждение сродни сексуальному — от ее беззащитности перед ним, от ощущения собственной власти над ней. И от этого все затеянное им вдруг показалось ещё более приятным и желанным, чем прежде.

— Вы? — это было единственное, что она сказала ему. Сказала так, будто была совсем не рада их встрече. И это ему не нравилось.

— Вижу, вы узнали меня, — растянул он губы в холодной улыбке и впился в нее немигающим взглядом. Его, точно кровь — вампира, питал ее страх, который он, казалось, мог физически осязать.

— Да, — выдавила Нино и резко толкнула перед собой коляску. — Рада снова увидеться, но нам пора…

Она хотела избавиться от него. Наивная дура.

Воровато оглядевшись по сторонам, он убедился, что поблизости никого нет, а затем, прежде, чем она успела сделать ещё хоть шаг прочь, выпростал из перчатки складной нож и отрывисто, но четко сказал:

— Стой, где стоишь.

Он с удовлетворением увидел, как она опешила на несколько мгновений и этого времени было ему достаточно, чтобы молниеносно запустить руку под ее короткую куртку и нащупать лезвием ножа позвонок.

— Вынь ребенка из коляски и иди вперёд, — приказал он, наслаждаясь этим моментом своего всесилия.

— Зачем? — она попыталась обернуться к нему и он позволил лезвию слегка войти ей под кожу в качестве предостережения перед дальнейшими расспросами.

— Делай, что я сказал. И быстро.

Она немного помедлила, прежде, чем наклониться к коляске и взять ребенка на руки. Он знал, что она пытается выиграть время в надежде, что рядом кто-нибудь появится, но ощущал абсолютную уверенность в том, что полностью владеет ситуацией.

— Ни звука, — предупредил он. — Иди рядом со мной так, словно мы семейная пара.

Собственное сравнение ему понравилось. Он изогнул губы в довольной улыбке и подтолкнул Нино вперёд. У него ещё будет время на то, чтобы насладиться всей этой ситуацией. Позже. Там, где их никто не найдёт.

Он ускорил шаг, стремясь поскорее добраться до своей машины и вынуждая Нино также быстро идти с ним рядом.

Лишь раз им на пути встретился человек. Какая-то старуха, ведшая на поводке маленькую болонку. Он ощутил, как при виде нее замедлила шаг Нино и был вынужден снова предупреждающе войти лезвием ей под кожу. Она вздрогнула и он, опьяненный своим могуществом, даже не заметил, как несколько капель крови упали на свежевыпавший снег.

Проходя мимо старухи, он поймал ее подслеповатый взгляд и улыбнулся приветливой улыбкой, как человек, полностью довольный жизнью в данный конкретный момент времени. И так оно и было в действительности. Ещё несколько шагов — и уже никто не сможет ему помешать.

Эйфория затопила его с головой, когда они наконец оказались рядом с его машиной и он, не скрывая своего торжества, распахнул перед Нино и ребенком дверцу и нетерпеливо приказал:

— Садись живо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Часть 27

Черная «Ауди» с тонированными стеклами. Нино узнала ее сразу.

Тот факт, что именно этот человек едва не угробил их на трассе совсем недавно, казался сейчас столь простым и очевидным, что она с каким-то отстранённым, но все же удивлением, подумала — как она могла не сложить между собой дважды два? Как могла быть столь неосторожна, что снова поехала в этот парк? Что не взяла с собой на прогулку Яна? Что не сказала ничего Герману о том происшествии на дороге?

Она могла задать себе ещё тысячу бессмысленных вопросов, но это совершенно не помогло бы ей ничего изменить в той ситуации, в которой она теперь оказалась. Тем более что и ответ на все был один-единственный — она настолько увлеклась Германом Ильинским и тем, что между ними происходило, что все остальное начисто вылетело из ее головы. Удивительно, но до сегодняшнего дня она даже не вспоминала о том моменте, когда этот ненормальный подрезал их на трассе буквально среди белого дня. И все потому, что после слов Яна оглушительная по силе ревность затмила в ней все, выжигая из сознания все мысли, кроме одной-единственной: ей никогда не занять в жизни Германа то место, которое она так желала.

И вот к чему привела в итоге ее неспособность абстрагироваться от того, что в жизни Ильинского была женщина, которую он, очевидно, сильно любил, и сосредоточиться на действительно важных вещах. Впрочем, теперь уже не было никакого смысла жалеть о том, чего она когда-то не сделала. Нужно было что-то делать здесь и сейчас, пока этот сумасшедший не затолкал их в машину и не увез Бог ведает куда.

— Садись, я сказал, — прежде мягкий тон, полный странного довольства, звучал теперь угрожающе и зло, и Нино, кинув последний отчаянный взгляд по сторонам, поняла, что помощи ждать неоткуда и иного выбора, кроме как выполнить его требование, у нее просто не было.

Впрочем, можно было попробовать потянуть время. Нужно спросить его о чем-то. Нужно как-то его отвлечь.

И в этот самый момент, словно чувствуя, что Нино нужна помощь, Алина открыла ротик и во всю силу своих лёгких заревела.

Похититель опешил на несколько секунд, а Нино снова огляделась по сторонам в надежде, что издаваемый Алиной шум привлечет чье-нибудь внимание. Закричать сама она не могла — понимала, что если этот тип сделает с ней что-нибудь, Алина останется в руках самого настоящего психа. Одна.

— Почему она орет? — раздражённо спросил тот, кто представился ей Сашей, глядя теперь на ребенка как-то иначе — так смотрят обычно на щенка, которым умилялись ровно до того момента, как он впервые нагадил на пол.

— Садись в машину и заткни ее! — не выдержав, рявкнул он нетерпеливо и, не ограничиваясь больше одними лишь словами, с силой толкнул ее внутрь салона.

Прижимая к себе продолжавшуюся плакать Алину, Нино покорно села на заднее сиденье, лихорадочно думая о том, что делать дальше.

Телефон. У нее в кармане был телефон. Нужно лишь суметь как-то им воспользоваться. Нужно написать Герману.

Осторожно запустив руку в карман, она попыталась вспомнить номера машины, в которой находилась. Она же видела их только что… три семь один? Или семь три один? Господи, ну почему она не запомнила самого важного, почему не зафиксировала в памяти?